О второй истории любви, начавшейся в том же месте в тот же вечер, не написано пока романов, как о принце Чакрабона и Екатерине Десницкой, но она того заслуживает не меньше. Вместе с принцем на светскую вечеринку пришел и его друг Най-Пум. У него тоже завязались отношения… с хозяйкой салона, замужней дамой Елизаветой Храповицкой.

Елизавета Ивановна, урожденная Чоглокова, происходила из русской дворянской семьи, но родилась в Неаполе. За Владимира Семеновича Храповицкого она вышла в 20 лет, много занималась устройством усадьбы в Муромцеве и благотворительностью, учила крестьянских детей музыке. В 1904-м она была уже совсем не юна, на 25 лет старше своих тайских гостей. И тем не менее вскоре принц Чакрабон сообщил сотруднику министерства иностранных дел, «будто Най-Пум влюбился в замужнюю русскую женщину, из-за этого отказывается вернуться в Бангкок и хочет остаться».

Закончив обучение в Военной академии Генштаба, Най-Пум действительно подал прошение о том, чтобы остаться в России. Существуют разные версии о том, что подтолкнуло его не возвращаться на родину: возможно, дело было в карьере — в Империи он мог продвинуться по военной службе и достигнуть высокого положения, а в Сиаме из-за низкого происхождения пути наверх для него были закрыты. Возможно, он боялся, что при тайском дворе ему укажут, что он недоглядел за принцем, раз тот тайно обвенчался с Десницкой. А может быть, дело действительно было в романе со светской гранд-дамой Храповицкой. Най-Пум влюбился в Елизавету Ивановну и хранил ей верность до конца своих дней.

Рама V не просто не удовлетворил просьбу своего подданного о переходе на русскую службу, но и пригрозил объявить его предателем. Най-Пум решения не изменил, принял православие и стал Николаем Николаевичем. Почему Николаевичем? Потому что его крестным отцом стал сам император Николай II, а крестной матерью — Елизавета Ивановна.

Карьера Най-Пума шла в гору. На русской службе он считался образцовым офицером — дослужился до чина полковника, отличился на фронтах Первой мировой, был награжден орденами. Но карты смешала революция. Сиамца любили солдаты и даже предлагали ему возглавить солдатский совет, но Николай Николаевич был верен крестному и новому отчеству. Он вернулся в Петербург и стал жить вместе с Елизаветой Ивановной Храповицкой на улице Гоголя, 8. К тому времени Елизавета уже не общалась со своим официальным супругом, да и он тоже завел новые отношения. В 1919-м Елизавета и Най-Пум вдвоем отбыли через Одессу в Ниццу, в эмиграцию.

Жизнь русских изгнанников была тяжелой, денег постоянно не хватало. Известно, что уже после смерти официального супруга (Владимир Храповицкий скончался в Висбадене в 1922 году) Елизавета Ивановна даже написала письмо крестьянам в Муромцево с просьбой о помощи:

«Дорогие крестьяне! Обращаюсь к вам с просьбою: соберите, сколько сможете денег и пришлите мне. Вы владеете землей моего мужа Владимира Семеновича Храповицкого, который скончался в нищете. Я осталась теперь одна без всяких средств на самую бедную жизнь. Мне уже 68 лет, я больная и старая, работать не могу. Я счастлива, что теперь вы владеете землей, а у нас не было детей: все равно желание мужа было оставить землю крестьянам. Обращаюсь к доброму вашему сердцу, прошу помочь мне, Бог вас не оставит. Прилагаю конверт с моим адресом. Да сохранит вас Бог всех».

Крестьяне добрых чувств к бывшей помещице не питали и коллективно написали такой ответ:

«Десять с половиной лет прошло с того момента, когда мы изгнали вас и вам подобных из нашей страны. За это время мы достаточно научились управлять государством и как строить свою жизнь. Там, где ранее царил произвол и гнет помещиков и их прихвостней, мы имеем бывшее поместье Муромцево (к которому за версту не подпускали крестьян). Там вот уже несколько лет открыт сельскохозяйственный техникум, в котором обучаются дети рабочих и крестьян. Очень странным показалось ваше обращение к нам с просьбой о присылке денег. Спрашивается, за что? За то, что вы долгие годы, сидя на нашей шее, выматывая из нас последние силы, вели праздную жизнь паразитов, раскатываясь по заграницам и соря деньгами, добытыми на крови и поте крестьян? За то, что в былые времена нас пороли кнутом и нагайками, за то, что наших жен и детей выгоняли плетьми из лесу за сбор ягод и грибов, за то, что в 1905 году на нашу просьбу обменять землю, незаконно от нас отобранную вами, были вытребованы стражники, урядники и по приказанию вашему за наше обращение — пороли плетьми и сажали в тюрьмы; за то, что после пожара на нашу просьбу об отпуске леса за плату нас выгоняли? Да всего и не перечислишь, за что вам, госпожа Храповицкая, следует помочь. Мы не можем даже и определить и попросту скажем: „Валитесь от нас к …“».

Письмо Храповицкой с просьбой выслать денег было опубликовано в газете «Призыв» 2 июня 1928 года под заголовком «Письмо старосветской помещицы и ответ советских крестьян». Зав. историческим отделом Владимиро-Суздальского музея-заповедника Олег Гуреев, проанализировав публикации о «бывших» помещиках в прессе, вычислил предположительного автора резкого «ответа крестьян». Тему Храповицких в районной газете «Ударник» на заре советской власти вел журналист Лавр Молчанов. В его статьях и в ответе на письмо Елизаветы Ивановны встречаются одни и те же штампы.

В 1935 году Елизавета Ивановна скончалась в Ментоне. Най-Пум похоронил ее и переехал в Париж. Благодаря содействию принца Чулы, сына принца Чакрабона, бывший офицер стал секретарем Екатерины Стоун-Десницкой. Чула также организовал ему поездку в Таиланд и предложил преподавать в военной академии в чине лейтенанта. Но Най-Пум, полковник русской кавалерии, не согласился на понижение. Он вернулся в Париж, а в 1947-м отправился погостить к Чуле в его дом в Корнуолле, где и скончался от внезапного сердечного приступа.

В память об истории Най-Пума и Елизаветы Храповицкой в Ментоне в 2019 году установили мемориальную табличку: «В память о Елизавете Чоглоковой (Неаполь 1857 — Ментон 1935), „Душа самых лучших ночей Санкт-Петербурга“». Чуть ниже, после виньетки проставлено: «Николай Пум (Сиам 1883 — Корнуолл, Англия 1947). И в последней строке подпись: «Друзья».

Мемориальная табличка установлена благодаря стараниям итальянского мецената и страстного любителя кино Маркоса Бассо и разысканиям Родиной Марии Евгеньевны. Результаты исследований публиковались на Муромцевских чтениях и в альманахе «Муромцево. Между минувшим и грядущим», инициатором, организатором и редактором которых была Мария Родина.

Не погруженный в перипетии краеведческого поиска читатель в этом месте воскликнет: «При чем здесь Храповицкие!?» И будет прав, ведь в тексте мемориальной таблички нет такой фамилии!

Почему же Маркос Бассо проставил в мемориальной записи фамилию Чоглокова, а не Храповицкая? Дело в том, что законом Великой французской революции 1789 года женщинам было запрещено брать фамилию мужа и в актах гражданского состояния они регистрировались под девичьими фамилиями. Интересно, что принятый в 2014 году уже в современной Франции закон о равенстве полов подтвердил введенный больше двух веков тому назад запрет женщинам на замену фамилий при вступлении в брак.

По девичьей фамилии Елизаветы Храповицкой после долгих поисков архивистам Ментона Валери Ронделли-Рену и Кристель Аккари удалось найти важные для ментонского периода ее жизни документы. Сначала были обнаружены данные переписи населения в Ментоне, проведенной в 1931 году, затем – сведения о месте смерти Елизаветы Храповицкой и, наконец, в реестрах актов усопших под №132 - запись, что «Елизавета Чоглокова (Elise Tchoglokoff) скончалась в 8 часов 30 минут 1 мая 1935 года в своем доме №7 на улице Альберта Первого. Родилась она 24 марта 1857 года в Неаполе (Италия) и была дочерью почивших супругов Ивана Чоглокова (Jean Tchoglokoff) и Веры Крыловой (Vera Kryloff)». Итоги этих архивных изысканий были опубликованы в первом выпуске альманаха «Муромцево. Между минувшим и грядущим» (Родина М.Е. Продолжение поиска в Ментоне // Муромцево. Между минувшим и грядущим: Альманах. Вып. 1. 2014. С. 94).

Стоит ответить еще на один закономерный вопрос: а какое дело благополучному итальянцу до судьбы русской дворянки, умершей в изгнании? Все очень просто: Маркос Бассо прочел книгу Нарисы Чакрабон и Эйлин Хантер «Катя и принц Сиама» и загорелся идеей снять фильм об этой любовной истории, хотя написано, снято и поставлено на эту тему уже немало.

Бассо обратился в заинтересованные организации России и Таиланда, но поддержки не получил. Партнер Бассо российский сценарист Артур Кураш предложил пойти по другому пути и разработать еще не раскрытую в кинематографе линию взаимоотношений Елизаветы Храповицкой и Николая Пума.

Сбор материалов для работы над сценарием и спровоцировал сначала заочное, а потом и очное знакомство Марии Родиной и Маркоса Бассо, который начал собственное расследование. Бассо побывал почти по всем адресам и во всех городах, где когда-либо проживали влюбленные, в том числе в Неаполе, Санкт-Петербурге, Одессе, откуда они были переправлены в Ниццу французским экспедиционным корпусом, и, конечно же, в Ментоне, где нашла приют Елизавета Храповицкая и где она была похоронена верным Николаем Пумом.

Затребовав в Ментоне найденные копии документов о смерти Храповицкой и узнав о том, что по истечении концессии на земельный участок у нее теперь нет не только места упокоения, но даже таблички с именем, благородный итальянец решил восстановить справедливость. Не будучи родственником, он, тем не менее, обратился в мэрию Ментоны за разрешением установить мемориальную табличку в любом указанном чиновниками месте и, к удивлению, получил его на кладбище «Старый замок». Правда, до помещения останков Елизаветы Храповицкой в общий склеп ее могила находилась на другом ментонском кладбище - «Трабюке». Но внезапно открывшаяся возможность увековечить память этой много страдавшей женщины уже была чудом.

Вот отрывок из письма Маркоса Бассо Марии Родиной:

«…мы нашли очень хорошее место на кладбище Старый замок, меньше толпы, чем в Трабюке, и с гораздо лучшим обзором и близостью… Через 83 года Элиза вернулась под солнце… Я решил написать небольшую табличку, чтобы вспомнить ее и те удивительные вечеринки, которые она организовала в своем доме в Санкт-Петербурге… Она любила жизнь и людей, и я думаю, что кто-нибудь помнил ее за это. Я хотел бы быть там в один из этих вечеров, поэтому я буду стремиться показать его в прекрасном фильме... У меня уже есть деньги на могилу, так что не волнуйтесь, и я запишу, что мы все сделали это возможным... Я также выбрал золотые буквы, написанные на белом мраморе и на французском языке, потому что Франция предоставила им убежище и еще один шанс...».

Источники: https://paperpaper.ru/photos/v...dush/ , https://vedom.ru/news/2017/07/...hivem , https://zebra-tv.ru/novosti/st...ekov/