От усадьбы к усадьбе

В конце февраля через портал однодневной экскурсии перенеслась из серого грязного города в чистую зимнюю сказку. Экскурсия была в не слишком охваченный туризмом Волосовский район Ленинградской области. Когда-то это были дачные места, облюбованные петербургскими жителями. В настоящее время от многих замечательных дворянских усадеб остались только руины. Отойду от главного акынского правила «что вижу, то и пою»; разбавлю рассказ от увиденного информацией о местах, постройках и людях, которые так интересно и активно здесь жили. Постараюсь не слишком утомлять.

Музеефицированный объект в Волосовском районе только один – музей-усадьба Рерихов в Изваре. С него мы и начали.

Извара… Существует несколько различных версий происхождения этого названия. Первая: с одного из финно-угорских наречий оно переводится как «большие холмы». Холмов или курганов здесь, действительно, много. И хранят они артефакты древних культур. Археологи здесь копали еще в XIX веке. Один из них и позвал на это занятие восьмилетнего Николая Рериха. С той поры он и «заболел» археологией. А много позже написал:

Вторая версия более экзотическая. Она гласит, что во времена Екатерины II неподалеку от этих мест поселился индийский раджа, которому императрица подарила поместье. Поместье называлось «Ишвара», что в переводе с санскрита означает «Господь Всевышний». В это предание о радже Рерих верил с юности.

Что касается поместья, где сейчас работает музей, то оно известно с начала XVIII века. Среди его владельцев были известные дворянские фамилии Шереметьевых, Трубецких, Салтыковых и еще некоторые, чьи фамилии не на слуху. Они владели, но здесь не жили. А основательницей первой усадьбы в Изваре стала некая Логинова. Во второй половине XVIII века она возвела господский дом с садом, огородом, хозяйственными постройками.

В 1872 г. усадьбу купил отец Николая Рериха. Прожили они здесь долго, продали ее только в 1900 году, после кончины главы семейства.

Не скажу, что экспозиции музея богатые и очень интересные. Есть пара мемориальных вещей, воссоздана обстановка одной-двух комнат. Все остальное – вокруг да около. А по территории бывшей усадьбы походить приятно. Конечно, парковая часть находится не в лучшем состоянии.

Но осталась одна из аллей, которые были так характерны для русских усадеб, даже не слишком больших.

Полуразрушенные хозяйственные постройки.

Около дома стоит коляска: как будто хозяева только что приехали.

Усадебный дом в готическом стиле, что не совсем характерно для русских усадеб.

Вообще от постройки XVIII века осталась только средняя часть, поскольку она каменная; и ее стены очень приличной толщины. А деревянные пристройки с двух сторон в годы войны сгорели, и их восстановили.

В общем музей-усадьба содержится хорошо. Приехали рано, основные дорожки уже были расчищены.

Усадьба находится в интересном с природной точки зрения месте, на Ижорском плато. Это возвышенность, которая скрывает под собой тонны воды. Можно увидеть, как из-под земли бьют многочисленные родники. Они образовали местные озера, которые не замерзают даже зимой.

Над водой вьется дымка, кустарники и деревья на их берегах покрыты изморозью. Сказочный вид!

На берегу одного из усадебного пруда стоит постройка, которая не вписывается в усадебный стиль.

Появилась она после продажи Рерихами усадьбы петербургскому заводчику Александру Петровичу Верландеру. Он устроил здесь рыбное хозяйство, ведь холодная ключевая вода – как раз то, что нужно форели. Для этого он и выстроил кирпично-каменную башню. Фундаментом строению служит известняковая плита, из которой бьёт родник, именно его воды использовались для разведения мальков. Башня с её проточной водой представляла собой своеобразный рыбный инкубатор.

Верландер выращивал два типа форели - свирскую и радужную американскую. Кроме того, Верландер разводил волжскую стерлядь, а также делал попытки разводить ладожскую палью.

Полюбовавшись не идеальными видами производственного образца северного модерна, вышли за пределы бывшей усадьбы, чтобы осмотреть еще одно здание, связанное с дальнейшей судьбой Извары.

В 1912 году у Верландера усадьбу выкупило Министерство юстиции, чтобы разместить здесь Петербургскую земледельческую колонию для беспризорников. По проекту архитектора А.А. Яковлева здесь был создан целый комплекс из училищного дома со встроенной церковью, жилых деревянных зданий и лазарета.

Летом 1916 года колония переехала из Петрограда в Извару. Директором колонии был Михаил Павлович Беклешов. Он расположился в бывшем господском доме Рерихов. Девизом колонии были слова Гюго: «Кто открывает школу, тот закрывает тюрьму».

Церковь восстановлена и действует, а вот само здание имеет довольно неприглядный вид.

После революции здесь была уже советская исправительно-трудовая колония, а в годы войны лагерь для военнопленных. Жилые деревянные постройки во время войны сгорели.

Из Извары мы поехали в поселок под названием Беседа.

В этом месте сохранилось несколько объектов от еще одной дворянской усадьбы. Принадлежала она баронам Веймарнам, сначала отцу, а затем его старшему сыну Павлу Александровичу Веймарну. Павел Александрович фон Веймарн был глухонемым, но получил хорошее образование в специализированном Петербургском институте. После учебы служил сначала в Межевом департаменте, затем был попечителем сельских магазинов в Ямбургском уезде. После отставки обосновался в имении, которое превратил в образцовое хозяйство.

Сначала он построил новый двухэтажный барский дом, без всяких изысков, самой простой архитектуры.

Сейчас он находится в плачевном состоянии. Были и другие деревянные постройки: дома управляющего, садовника, скотный двор, но они не сохранились. А из камня было выстроено для гостей здание дачи;

амбр, молочная возведены способом валунной кладки.

Павел Александрович мечтал об аграрных преобразованиях в России. Для того чтобы не только мечтать, но в силу своих возможностей этому способствовать, завещал свое имение в Ямбургскую земскую управу для организации сельскохозяйственной школы. Согласно завещанию в 1901 году была торжественно открыта Низшая сельскохозяйственная школа, а для занятий первых учеников приспособили господский дом. Уже к 1910 году школа была реорганизована в среднее сельскохозяйственное училище. Некоторые хозяйственные постройки разобрали и возвели новые, - специально для нужд школы. И построили монументальное для сельской местности учебное здание из красного кирпича.

Училище, преобразованное в техникум, он работал и в советский период, продолжает готовить новые кадры и сейчас. В 1960-е годы были построены новые корпуса, а старое здание, к сожалению, не используется.

Походив по сохранившимся аллеям старой усадьбы,

вернулись к рыбной теме, тем более что время приблизилось к обеденному. Совсем недалеко от усадьбы работает новомодная рыбоводческая ферма. Почему новомодная? Потому что здесь разводят африканского клариевого сома. Ну, любит русский человек экзотику!

Хочу сказать, обед удался: на вкус мясо не нашего сома – нечто среднее между курицей и рыбой. Ну, то, что совершенно не пахнет рыбой, — это точно! А после обеда все закупились непривычным продуктом.

От фермы вдоль Беседского ручья, мимо заброшенных домов

неспешно прогулялись в поселок, где нас ожидал автобус. И отправились к последней точке нашего экскурсионного маршрута: сельскому дому, где прошло детство национального героя Франции. Имя Бориса Вильде мало кому известно в России, а вот во Франции его знают все. Ученый-этнограф, литератор, участник французского Сопротивления в годы Второй мировой войны. Собственно, он и придумал этот термин, который в дальнейшем вошел во все словари, как обозначение борьбы европейских народов против фашизма.

Кирпичный дом, с живописными руинами конюшни и крутой лесенкой-спуском стоит у самой дороги, на берегу реки Хревица в небольшой деревне Ястребино.

Дом принадлежал матери. Отсюда после революции они перебрались в Эстонию, а потом по проторенной дорожке русских эмигрантов: Берлин, Париж.

Между прочим, мой коллега. После Сорбоны и Школы восточных языков работал в Музее человека. Началась война… Вильде ушел на фронт, но попал в плен, бежал, в 1940 году организовал одну из первых подпольных групп в Париже, начал издавать газету «Resistance» (Сопротивление). С помощью провокаторов группу Вильде удалось вычислить. 11 месяцев в гестапо. В феврале 1942 года всех расстреляли. А в 1943 г. Шарль де Голь издал приказ о награждении Бориса Вильде медалью Сопротивления.

Кому интересно, здесь о Вильде подробнее: http://lib-kolpin.ru/nash_rayon/poselok_petro-slavyanka/vilde?

Музей в доме создан энтузиастами, работает на общественных основаниях, хотя на информационном щите указан Комитет по туризму Ленобласти. Экспозиция, конечно, бедная, самиздатовская, но трогательная.

Ну, и в заключении – на погост. Логично, печально… но неизбежно. Ястребинское сельское кладбище. Храм во имя святого Николая Чудотворца выстроен был в 1957 году на средства Александра Федоровича Веймарна.

Веймарн был крупнейшим помещиком Ямбургского уезда, усадьба Беседа была не единственным его владением. Он имел несколько усадеб. И среди них усадьба Ястребино. Ее он сделал родовой; перешла в наследство дочери Лидии Александровне Оболенской. В отличие от Беседской усадьбы, в Ястребино практически ничего не осталось. Только церковь, да фамильные захоронения членов двух могущественных кланов Веймарнов-Оболенских на скромном сельском кладбище. К ним не подойти, все в снегу, расчищено только вокруг церкви.

Бывшего владельца похоронили у Николаевской церкви в 1882 г.

На территории церкви также были похоронены жена Александра Федоровича - Ольга Павловна, сыновья Платон, Павел, Федор, зять Владимир Владимирович Оболенский и сын Лидии Александровны – Михаил Владимирович Оболенский. Михаил Владимирович был расстрелян матросами из отряда Дыбенко на станции Веймарн в 1918 году. Жителям соседней деревни Пустомержа запретили трогать тело, которое провалялось в снегу дня три. Потом его тихо похоронили на Ястребинском кладбище.

P.S.

Предсмертное письмо (с незначительными пропусками: упоминание о знакомых и стихи на французском) Бориса Вильде жене, написанное за несколько часов до казни:

Любимая моя, милая Ирен,

простите, что обманул Вас: когда я вернулся, чтобы еще раз Вас поцеловать, то уже знал, что это будет сегодня. Если честно, то я горжусь своим обманом: Вы убедились, что я не был напуган и улыбался как обычно. Я вступаю в жизнь с улыбкой, как в новое приключение, с некоторым сожалением, но без угрызений совести и страха. По правде говоря, я уже так далеко продвинулся на пути смерти, что возврат к жизни представляется мне в любом случае слишком сложным, если не вовсе невозможным.
Дорогая, думайте обо мне как о живом, а не как о мертвом. Я дал Вам все, что мог. О Вас я не тревожусь: придет день, когда Вы не будете нуждаться ни во мне, ни в моих письмах, ни в моей памяти. В этот день мы соединимся в вечности, в настоящей любви. А до тех пор мое духовное присутствие (единственно истинное) будет с Вами неразлучно.
Вы знаете, как я люблю Ваших родителей, ставших и моими тоже. Благодаря таким французам, как они, я научился знать и любить Францию, мою Францию. Пусть моя кончина станет для них более гордостью, чем горем. /…/ Постарайтесь смягчить известие о моей смерти для матери и сестры; я часто вспоминал о них, о детстве. Передайте всем друзьям мои благодарность и любовь.
Не хотелось бы, чтобы наша смерть стала поводом для ненависти к Германии. Я боролся за Францию, но не против немцев. Они выполняют свой долг, как мы выполняли свой.
Достаточно, чтобы после войны нам воздали должное. Впрочем, друзья из Музея человека нас не забудут.
Дорогая моя, я восхищаюсь Вашей выдержкой и уношу с собой память о Вашей улыбке. Постарайтесь улыбнуться, когда получите это письмо, как улыбаюсь я, когда пишу его (я только что посмотрелся в зеркало и обнаружил там свое обычное лицо). /…/
Честно говоря, в моем мужестве нет большой заслуги. Смерть для меня это осуществление Великой Любви, вхождение в подлинную реальность. На земле возможностью такого осуществления были Вы. Гордитесь.
Сохраните как последнюю память обо мне это обручальное кольцо: я целую его, снимая.
Любовь моя, милый зверик, бесконечная нежность к Вам поднимается из глубины моей души. Я ощущаю Вас подле себя, совсем близко. Я окружен Вашей любовью, нашей любовью, которая сильнее смерти. Не станем сожалеть о нашем бедном счастье, это такой пустяк в сравнении с нашей радостью. Как все ясно! Вечное солнце любви встает из пучины смерти.
Возлюбленная моя, я готов, я иду. Я покидаю Вас, чтобы вновь встретить в вечности.
Благословляю жизнь, щедро меня одарившую.
Навсегда Ваш Борис