Аюбован, Благослвенная Земля!

...Измученные дорогой, занявшей почти двое суток, включая путь от Оренбурга до Москвы и многочасовой перелет на двухэтажных аэробусах «А-380» с пересадкой в Дубае, мы с супругом погружаемся в комфортабельный микроавтобус, встречающий нас в международном аэропорту Коломбо — столицы Шри-Ланки. И, конечно же, надеемся прикорнуть по пути в отель. Не тут-то было! Если оказался в плотном потоке левостороннего движения, где никто не соблюдает дорожных правил, остается только одно — молиться! И добрым словом вспоминать российских водителей, которые не такие уж и беспредельщики по сравнению с ланкийскими. Через полчаса такой езды привыкаешь и перестаешь бояться — на все воля божья, в конце концов. И начинаешь понимать, что одно правило дорожного движения все-таки здесь существует: если при обгоне тебе посигналили, будь добр, прижмись влево — а не подвинешься, так пеняй на себя!

Вскоре все, что происходило за окнами, стало казаться индийским фильмом. Вдоль дорог без намеков на тротуары шествовали скромные, почти не поднимающие глаз ланкийские женщины с зонтиками, под которыми скрывались от солнца, и которые почему-то закрыли, когда начался дождь. Мужчины были облачены в нечто, похожее на покрывало, обмотанное вокруг пояса наподобие юбки. Как мы узнали позже, этот атрибут одежды называется сара, в отличие от женского наряда сари. Впрочем, многие местные жители были одеты по-европейски. Но после бессонной ночи мир все равно перевернулся в нашем сознании с ног на голову.

Прошло еще минут сорок, а бесконечный город, по которому мы ехали, все не кончался. Я спросила у водителя: «Это все еще Коломбо?» «Нет, — ответил он, — это другой город». Стало ясно, что города на Шри-Ланке располагаются друг за другом, без привычных русскому человеку промежуточных пустырей, полей и лесов. Причем перемену нелегко распознать, разве что цвет бордюров и стиль заборов меняется...

После такого стресса мы ожидали от отпуска самого худшего. Но остались приятно удивлены огромной и красивой территорией отеля, близостью океана, приличным номером, уютным рестораном и высоким уровнем сервиса. Вот только еда на Шри-Ланке слишком острая. Я всегда была любительницей острой кухни, но такое количество специй показалось чрезмерным даже для меня.

Сначала не могла понять логики пропорций: в одном блюде мог оказаться одновременно и черный, и красный перец, и куркума, и корица, и много чего еще более пряного и остренького. Поначалу это показалось безвкусицей. А после я поняла, что уже не могу обходиться без «гремучей смеси» приправ. Впрочем, в меню по просьбе туристов обязательно присутствовало несколько менее острых блюд. А неподалеку от отеля находился ресторанчик, где подавали гигантских крабов, для разделывания которых приносили специальные щипцы. А еще там готовили огромных, сантиметров 30 в длину, креветок. Ничего вкуснее я в своей жизни не пробовала!

Но самое сильное впечатление произвел ужин в закусочной для местных жителей, куда мы наведались уже накануне отъезда. Нам подали нечто похожее на блин, запеченный в форме тарелки, наполнили его рисом — самой распространенной культурой на Шри-Ланке. А дальше... Каждый сам, руками — подчеркиваю, руками! — добавил по шепотке неведомых специй, находящихся в дюжине тарелочек, стоящих на общем длинном столе. Для меня оказалась достаточно даже одной маленькой щепоточки. Потом местные жители перемешали рис со специями и начали есть. Руками. Мы последовали их примеру.

По окончании трапезы наш сосед по номеру, паренек из Москвы, весь красный от слишком острой пищи, потянулся к кувшину с водой, чтобы наполнить свой стакан.

— Не стоит, — засмеялись местные, останавливая его движение. А ведь могли бы и промолчать...

Вскоре мы узнали, для чего этот кувшин: окончив есть, сингальцы по очереди начали ополаскивать в нем руки.

Как известно, перед входом в буддистский храм нужно снимать обувь и головной убор. Каких-либо особых требований к одежде нет: нужно лишь, чтобы она закрывала плечи и колени. Все это мы знали, и нас дополнительно предупредил представитель турагентства. Но когда пришлось вставать в четыре утра, чтобы ехать в храм Зуба Будды в город Канди (а это не ближний свет!), все правила напрочь вылетели из головы — я облачились в шорты, борцовку и кеды. Лишь отоспавшись в автобусе с кондиционером, который по нашей просьбе морозил так, что у нашего гида к полудню появился насморк, поняла свою оплошность.

И решила убить сразу двух зайцев: и в храм попасть, и осуществить свою давнишнюю мечту — облачиться в сари.

Сари состоит из двух частей. Первая деталь напоминает короткую футболку с открытой спиной. Вторая — очень длинный кусок ткани с узорами. Говорят, что каждое сари — эксклюзивное. Мы заехали в ближайший магазин одежды. Возле многочисленных прилавков, от пола до потолка заваленных сари, можно было сумела убедиться, что двух одинаковых сари не бывает. Время поджимало, а потому я успела примерить всего два понравившихся наряда — красный и зеленый. Остановилась на последнем.

Девушки, работающие в магазине, долго и замысловато обматывали вокруг меня длинный кусок материи, прикалывали его булавками. Я выразила опасение, что не смогу повторить всю процедуру самостоятельно. Тогда мне подарили самую настоящую инструкцию на английском языке, содержащую два варианта «наматывания» ткани — классический индийский и более современный ланкийский.

Когда мое облачение было завершено и торг окончен, я поинтересовалась: «Как вы умудряетесь мыть в этом посуду?» Девушки рассмеялись и ответили: «Посуду мы кладем в посудомоечную машину». А я-то думала, что на Шри-Ланке люди живут бедно и стирают руками... Оказывается, не все. Хотя на улицах ланкийских городов и полно попрошаек, гид объяснил, что каждая среднестатистическая семья имеет собственный дом. Это раньше в семьях было по шестеро-семеро детей, а сейчас супруги решаются чаще всего только на двух, а то и вовсе на одного ребенка. К тому же, обзаведясь семьей, ланкийки обычно сильно полнеют, перестают работать и занимаются исключительно домашним хозяйством. Обеспечивают их мужчины.

— У нас женщины всегда отдыхают, — пошутил наш гид по имени Ашан. Кстати, единственный сын у своих родителей. — Это у вас в России женщины постоянно работают — и на работе, и дома.

Наконец, мы подъехали к храму и, разувшись, сдали обувь, получив номерок, как в гардеробе. В храме для мужчин и женщин два разных входа, расположенных рядом друг с другом. Там наши наряды тщательно осмотрела вооруженная охрана. Но придраться было не к чему. Пошел дождь. И мы с удовольствием ступили на прохладные, мокрые каменные плиты храма, отполированные миллионами ног...

Как гласит легенда, когда Будда умер, его кремировали. Но чудесным образом несколько его зубов остались невредимыми, и один из учеников взял из погребального костра зуб Будды. В течение восьми веков реликвия хранилась в Индии. Но постепенно индийцы стали терять уважение к святыне: брахманы начали испытывать зуб Будды на прочность — клали на наковальню и били по нему кузнечным молотом, но повредить не смогли. А в 361 году, во время войны, начавшейся в царстве Калинга, боясь, что его трон захватят враги буддизма, правитель Гухазива завещал своей дочери принцессе Хемалахта перевезти зуб в безопасное место. Женщина спрятала его в высокую прическу, вместе с супругом села на корабль, и под видом пилигримов они переправилась на Шри-Ланку, что в переводе с сингальского означает «благословенная земля». Они передали святыню в руки короля, и с тех пор святыня не покидала острова. В 1592 году зуб был перевезен в новую столицу Шри-Ланки — Канди. Там его сначала поместили в двухъярусную гробницу, а потом построили вокруг нее каменный храм. Зуб Будды и по сей день находится в этом храме, в Зале прекрасного вида, в золотой ступе, состоящей из семи одинаковых по форме инкрустированных золотом и драгоценными камнями ковчегов, вложенных друг в друга наподобие матрешки. Так что увидеть зуб невозможно — это позволено лишь посвященным. Но раз в год, во время самого главного праздника и карнавального шествия ковчег со святыней располагают на спине нарядного слона, которого ведут по городу.

Мы прошли совсем близко от места, где стоит ковчег. Стол перед ним устлан цветами лотоса — почти каждый, идущий в храм, нес сюда цветы. Люди сидели на полу и бормотали святыне о своих проблемах, прося послать просветление — дать совет, который позволит наладить жизнь.

— Почему в храм несут цветы? — шепотом спросила я у гида.

— Они символизируют красоту жизни, которая увянет. Люди рождаются, страдают и умирают, как цветы. Будда достиг понимания бессмысленности бесконечной череды смертей и рождений, прервал ее, достиг просветления, — объяснил Ашан.

— Разве хорошо будет, если цветы перестанут рождаться, и однажды красоты не станет совсем?

На это буддист искренне рассмеялся, похлопав меня по плечу.

— Религия учит, как это сделать. Но очень редко при рождении получается человеческая сущность: чаще всего рождается растение или животное. Однако только человеку дано прервать этот круг. А среди людей буддой становятся не чаще, чем раз в четыре тысячи лет.
— Чтобы достичь нирваны, обязательно быть бездетным? — поинтересовалась я.

На это Ашан снова рассмеялся — мои вопросы его умиляли.

— Ты что, надеешься стать буддой? У принца Гаутамы были дети, и это не помешало ему стать богом.

Мы уходили из храма в удивительно умиротворенном настроении. Когда проходили пантеон индуистских богов, окутанных ореолом дымящихся благовоний, и не противоречащих буддизму, услышали выстрелы.

— Так отпугивают обезьян, — успокоили нас. — Эти вандалы нападают целыми стаями и крадут украшения!

Действительно, уже садясь в автобус, мы увидели стаю обезьянок, мчавшихся наутек вдоль забора. К счастью, ни одна из них на этот раз не успела ничего прихватить из храма Священного Зуба Будды.

Разве поездка на Цейлон может обойтись без прогулки на слонах? Мы решили осуществить ее перед посещением слоновьего питомника в городе Пиннавела.

Признаться честно, я совсем иначе представляла себе это удовольствие. Думала, что слон, медленное и спокойное животное, напоминает корабль, на котором мы будем «плыть» по джунглям. Когда же меня посадили на кожаный мат, просто брошенный на спину симпатичной слонихи по имени Нона, и приказали держаться за канат, повязанный вокруг ее шеи, я поняла, что сидеть на слоне не просто очень неудобно, но и опасно. Ведь если упасть с такой высоты, можно и шею сломать. Но когда Нона сделала несколько шагов и направилась к мутной речке вниз по склону, я запаниковала... Моя голова оказалась ниже туловища, держаться было практически не за что, а тяжелые, резкие шаги, которые делало животное, трудно было сравнить с плавным движением корабля. «Хорошо, что мы выбрали только получасовую прогулку», — облегченно подумала я. Как вдруг, супруг, сидевший позади и державшийся за меня, которая практически ни за что не держалась, крикнул: «Расческа!» Слава богу, мне было известно, что в рафтинге это означает команду пригнуться. В ту же секунду над нашими головами просвистела пальмовая ветка, которой решило полакомиться наше транспортное средство.

Позже мне стало стыдно за свой страх упасть со слона: мимо нас на спинах четвероногих великанов катались целые семьи вместе с малыми детьми, и даже те ничуточку не боялись. А закончилась наша прогулка и вовсе по-восточному: «Хочешь благополучно слезть со слона — гони деньги», — дал понять наш босоногий погонщик, остановив Нону в самой грязной и глубокой луже. И улыбнулся ослепительно-белой улыбкой.

...А вот на слоновьей ферме мне стало грустно до слез. Особенно, когда я увидела трехногого великана, державшегося хоботом за столб и время от времени тяжело вздыхавшего, стонущего, словно человек. В течение дня посмотреть на него приходили толпы народа. А он все стоял у столба, и было видно, как тяжело ему удерживать свое тело на трех ногах — у него даже спина от этого неестественно сгорбилась.

Как нам объяснили, слон подорвался на мине во время военных действий. А убеждения буддистов не позволяют им ни усыпить животное, ни бросить на произвол судьбы. Поэтому его приютили на слоновьей ферме, куда принимают всех слонов, которые оказываются «в сложной жизненной ситуации» и не в состоянии выжить в дикой природе. Здесь за ними ухаживают, кормят. Говорят, этому трехногому слону хотели сделать операцию, но не рискнули — была большая вероятность, что после нее он вообще не сможет двигаться.

А еще на слоноферме есть двое маленьких, родившихся здесь же, слоников: одному два годика, второму — один. Когда мы пришли на ферму, их как раз собирались поить молоком. Кстати, коровьим. Милые и пушистые, малыши ходили по своему вольеру, сцепившись хоботками, будто держась за руки. Потом их вывели для кормления на всеобщее обозрение. Каждый слоненок выпил свою положенную «бутылочку» — десять литров.

Классическая экскурсия на Шри-Ланке — посещение многочисленных чайных плантаций и фабрик, угощение чаем и, как водится, его покупка впрок. Чай на Шри-Ланке действительно очень вкусный, и ощутимо отличается от того «цейлонского», который можно купить у нас в России, даже в специализированных магазинах. Я всегда предпочитала кофе, но, попробовав этот чай, переменила свое мнение. Всего одна чашка — потрясающий заряд бодрости и жизненных сил на пару часов! Жаль, дома не все оценили этот напиток. Быть может, ланкийцы просто умеют его правильно заваривать?..

А вот работать на чайных плантациях ланкийцы считают ниже своего достоинства — это связано с древнейшим разделением общества на касты. Поэтому собирать чай они пригласили представителей одного из индийских народов — тамилов, женщины которого с середины XIX века работают на чайных плантациях острова, собирая как минимум девять килограммов чайных листьев в день для получения хотя бы минимальной заработной платы. Потом чай направляется на обработку, проходит ферментацию... А потом его продают на аукционе в Коломбо компаниям, которые покупают различные категории и сорта чая для дальнейшего смешивания и экспорта. Так цейлонский чай расходится по всему миру.

А еще при посещении чайной плантации я обратила внимание на редкие, метров тридцать в высоту, деревья, то тут, то там торчащие среди низких чайных кустов. Оказалось, такими вырастают чайные деревья, если вовремя их не подрезать.

Даже на нескольких газетных полосах всего не рассказать о чудесном острове Шри-Ланка. В двух словах так: это дружелюбные местные жители, потрясающая природа, сказочные джунгли, по которым нам посчастливилось плыть на лодке, фотографируя окружающую фауну — варанов, хамелеонов, крокодилов и даже колибри! Мы пробовали экзотические фрукты и, как дети, криками и камнями спугивали с веток ведущих ночной образ жизни «летающих собак» с перепончатыми крыльями, которые в несколько раз крупнее известных нам летающих мышей. Мастера Аюрведы — кстати, считающейся официальной, традиционной медициной на Шри-Ланке, — демонстрировали нам чудеса, которые творят натуральные масла и мази. Вплоть до полного удаления всего за пятнадцать минут волос из-под мышек подопытных туристов-скептиков. Мы держали в ладонях пригоршни драгоценных камней — только что добытые из шахт и еще не прошедшие обработку рубины, голубые сапфиры, гранаты, изумруды...

Были и неприятные моменты: например, по городу запросто ползали змеи, вроде того, как у нас кошки бегают. А в ботаническом саду кто-то из шедшей перед нами группы наступил на самого настоящего ядовитого скорпиона! Ни скорпион, ни туристы так ничего и не поняли...

— Сколько людей умирает на Шри-Ланке от укусов ядовитых тварей? — поинтересовалась я.

— У нас есть противоядия, — успокоили меня.

Океан постоянно штормил, как и положено в это время года, и на берегу бессменно развевался красный флаг, означающий, что купаться запрещено. Нарушать запрет никто не рисковал, потому что шторм на океане — это вам не шторм на море, волны тут куда мощнее. Даже при небольшом волнении, войдя в воду по пояс, можно уже не вернуться на берег.

Почти десять лет назад, 26 декабря 2004 года, на Шри-Ланку обрушилось цунами, вызванное подводным землетрясением. По официальным данным, тогда на острове погибло около 60 тысяч человек. Кое-где на побережье высота волны достигала десяти метров — там были разрушены все постройки, выстояли лишь пальмы. Они, оказывается, очень крепкие деревья. И поныне среди разрушенных домов, да так и не восстановленных (их оставили как память о жертвах цунами), непоколебимо стоят эти молчаливые свидетели той страшной трагедии.

Один местный житель, немного понимающий по-русски, рассказал нам, что в районе Калутары, где мы отдыхали, волны были пониже. Ему тогда было девятнадцать. В тот день он находился на пляже и увидел, что океан вдруг отступил на пятьсот метров от берега, обнажив дно. Парень со всех ног бросился наутек, предупреждая всех, кого встречал на пути, о грядущей катастрофе. Тем, кто поторопился тогда убраться подальше от берега, удалось спастись. А те, кто уже больше не мог бежать, взбирались на пальмы...

* * *

Не знаю, посчастливится ли мне когда-нибудь еще посетить Благословенную землю. Но точно знаю, что никогда мне не удастся забыть сказку, в которой я провела всего лишь десять дней. Воспоминаний о них хватит на всю оставшуюся жизнь.

На обратном пути, по дороге в аэропорт Коломбо наш водитель остановил автомобиль и ушел отдать какие-то документы в офис туроператора. Дверцу оставил открытой. И на нас обрушились «городские» звуки ночи криками неведомых птиц и оглушительным пением южных цикад. У меня было такое ощущение, что мы в джунглях, а не в столице Шри-Ланки. Как жаль, что водитель быстро вернулся. Я бы слушала эту ночь бесконечно!

Аюбован — традиционное приветствие шри-ланкийцев, синоним русского «здравствуйте». Переводится с сингальского как «да продлятся ваши годы».