Клятва, в которой иронично высмеиваются распространенные клише в фотографии, была написана в 1937 году. Многие моменты до сих пор актуальны.Автор «Клятвы Гиппократа для фотографа» Мехмед Фехми Ага родился в Российской империи в 1896 году. Его родители были родом из Турции. Мехмед Фехми Ага получил блестящее образование в царской России и Париже. Помимо ученой степени по экономике, он обучался в Академии изящных искусств, а также получил специальную степень в области восточных языков. Свободно говорил на русском, турецком, немецком, французском, греческом и английском языках.Ага был опытным художником, фотографом и типографом. Работал арт-директором в Vogue, Vanity Fair и House Garden, где добился непревзойденных высот в своей работе и был удостоен многочисленных наград.В «Клятве Гиппократа для фотографов» Ага высмеивает шаблоны своего времени, некоторые из которых не потеряли своей актуальности и спустя почти 100 лет.«Клятва Гиппократа для фотографа» Я никогда не делал и впредь ни при каких обстоятельствах не сделаю фотографию обнаженной натуры, держащей в руках прозрачный сосуд. Я также никогда не сделаю сам и не окажу в этом помощь другому, не поощрю словом, не похвалю и даже не буду обсуждать, даже не взгляну на фотографию яйца. Я не буду фотографировать собаку, играющую с кошкой, и кошку, играющую с клубком ниток. Не буду делать снимок винограда крупным планом так, чтобы ягоды выглядели размером с яблоко, и снимок яблока так, чтобы оно выглядело размером с арбуз. Я не буду снимать кормящих матерей или старушек за вязанием в кресле-качалке и озаглавливать снимки «Закат жизни». Я не буду делать фотографии симпатичных старых бродяг с безнадежно запутанными бакенбардами и блестящими носами. Я не буду фотографировать девушек с Бали, несмотря на то что их бесстрашие перед камерой общеизвестно. Я не буду делать фотографию обнаженной, которая в падающем сквозь венецианские жалюзи свете напоминает лежащего тигра. Кроме того, я не буду фотографировать старые амбары Коннектикута (восхитительные текстуры дерева, выдержавшего шторм) или техасские кактусы, даже если там их называют «какти», или аборигена, карабкающегося на пальму, на Гаити. Я не буду фотографировать бомжей из Бауэри, укрывшихся воскресным выпуском New York Times как одеялом, перед приклеенным на ограду постером с Марлен Дитрих. Никогда я не сделаю фотографию толстушки на Кони Айленд «от живота», никогда больше. Я никогда больше не сфотографирую гипсовый слепок с греческой статуи, или кочан капусты, разрубленный пополам, или листья салата с каплями росы. Я никогда не сделаю снимок обнаженной на трамплине (даже вид сзади), или обнаженной, крутящей обруч, или обнаженной, обмазанной толстым слоем вазелина, чтобы дать ему название «Фарфор». Я не стану называть фотографию маленького мальчика на фоне стены «Просто мальчик», а фотографию ребенка, обнимающего козленка, − «Два ребенка». Я не буду фотографировать площадь Сан-Марко в Венеции сквозь решетку балкона Дворца дожей. Я не буду фотографировать сцену родео, поместив камеру между задних ног волнующейся лошади. И, в конце концов, если в силу обстоятельств я вынужден буду сфотографировать мексиканского ребенка в Мехико, я сгоню всех мух с его лица, прежде чем сделать снимок (несмотря на громыхание в небе над Мехико). И я постараюсь никогда не фотографировать капризных детей. Да и вообще, если мне удастся, я воздержусь от съемки любых кадров любого содержания, под каким бы то ни было предлогом.